В детстве я очень любила страшные истории. Такие, чтоб до дрожи, до мурашек. Папу просила, чтобы рассказывал, бабушку (по ее словам, она много сверхъестественного в жизни пережила). И фильмы смотрела, чем страшнее, тем лучше. В общем, как любому ребенку, мне было интересно все неизведанное. И да, признаюсь, я и темноты боялась, и бабайки из-под кровати, но это, я думаю, для впечатлительного 10-летнего ребенка - обычное дело.

Мое увлечение паранормальным пошло на убыль лет эдак с 13, а в 17 я совсем забыла, что есть что-то кроме учебы и вступительных экзаменов. Мне казалось, что моя жизнь поделилась на "сплю" и "учусь". Я очень хотела поступить в наш университет, проучиться первый курс, а после продолжить учебу в Германии. Спасибо моим бессонным ночам и репетиторам, я поступила на «экономический» на бюджет чуть ли не в первых рядах, проучилась год, а потом поступила в Германии.

И там я, уже сформировавшийся циник, не верящий ни в какие высшие силы, дед морозов, бабаек и эльфов, осознала, что неведомые сущности существуют. И им плевать, веришь ты в них или нет.

В самолете из Мюнхена до Дюссельдорфа (там я поступила в университет) я встретилась с очень милой и приветливой кореянкой, которая, как оказалось, тоже собиралась учиться в Дюссельдорфе, но в музыкалке. Мы как-то быстро с ней сдружились, разговорились (хотя та говорила на ужасно ломаном суржике немецко-английского) и, как-то в шутку обмолвились, что жилье искать будем вместе. Снимать квартиру на двоих по цене почти равносильно проживанию в общежитии, что заставило меня призадуматься. И уже на вторую неделю проживания в Дюссельдорфе я и Ун Джи (так звали мою корейскую спутницу) начали искать нашу будущую квартиру.
Признаться честно, нормальную недорогую квартиру недалеко от центра было жуть как сложно найти. Плюс, мы с Ун Джи подбирали нейтральное расположение: до моего университета недалеко и до ее музыкалки тоже. Искали, на удивление, не очень долго, недели 2-3, на дворе был июль месяц, и пока не все квартиры были забиты. Я пока кантовалась у моей беременной тети и ее мужа. Сказать, что я днями и ночами грезила об отдельном жилище, значит ничего не сказать.

И так уж получилось, что мои мольбы были услышаны, и мы нашли то, что так долго искали. Небольшая, уже обустроенная 3-комнатная квартирка в старой еще довоенной постройке в спокойном районе, рядом станция U-Bahn (это их так называемое метро), автобусная остановка через дорогу, а на автобусе до наших с Ун Джи вузов минут 15 езды. И самое главное: цена была не скажу, что очень дешевая, но приемлемая. Обычно такие квартиры сдают подороже. Мы еще по этому поводу посмеялись, вот, мол, точно квартира с привидениями или где-то в стене замурован чей-то хладный труп. Смех смехом, да вот только после того как мы поделили цену пополам, не могли с подружкой нарадоваться, тут за такую цену и с вурдалаками поживешь.

И после этого жизнь пошла как по маслу: в квартирке обустроились, в институте нравилось, время еще и на подработку находила (вечерами официанткой в баре работала), Ун Джи была замечательной соседкой, ничего с ней не делили, жили весело. Да, и че там душой кривить, появился в моей жизни замечательный парень. Я, кажется, впервые влюбилась, к тому же взаимно. Моя жизнь была похожа именно на ту сказку, о которой я так грезила, сдавая выпускные экзамены. 

И да, мне ужасно нравилась квартира. 

Я в ней себя чувствовала неприлично уютно, даже не знаю как это описать, было такое ощущение, будто, как только я переступаю порог квартиры меня укутывают в теплое одеяльце, вручают чашку горячего чая и поют колыбельную на ухо. "Первые позывы шизофрении" - смеялся мне в "окошко" Скайпа папа. Ну да, ну да.
Иногда мне даже казалось, будто я сама ее обустраивала, ну, или как минимум брат/сестра близнец. Мебель, окна, ящики - владелец будто бы был маньяком, следящим за моими привычками по поводу расположения всего и всюду. Однако такого ощущения Ун Джи со мной не разделяла. Не скажу, что она жаловалась (я вообще не уверена, что она это умеет), но я прямо чувствовала, что она ощущала себя не совсем уютно. 
Три дня в неделю с четырех до десяти вечера я работала в баре и приезжала домой около половины одиннадцатого. А как-то в пятницу я проторчала на работе до 12, был какой-то футбольный матч и бар был заполнен с одной стороны пьяными немцами, а с другой орущими испанцами. Я написала Ун Джи, что задержусь до закрытия, дождавшись от нее ответного "Ок", и пошла дальше работать. Когда я, уже идя домой (транспорт не ходил, время - половина первого), заглянула в телефон, аж отшатнулась: было больше 30 пропущенных вызовов от Ун Джи. На меня как ведро холодной воды вылили. Я сразу перешла вместо спокойного шага на быстрый и стала набирать подругу, та сразу взяла трубку. Я принялась орать, мол, что случилась, а та тихо и как-то забито на своем ломаном немецком: "Приходи пожалуйста". А я еще помну говорю, куда приходить, домой? А она так же тихо: "Да, быстрее». Так быстро до дому с работы я еще не добегала.

Дома меня встретила белая как смерть подруга, которая стояла и ждала меня прямо у двери в квартиру. Что меня вообще в шок повергло так это то, что Ун Джи была одета в расстёгнутый зимний пуховик, а в руках держала теплую шапку. А на дворе АПРЕЛЬ! На улице где-то градусов 19! Я немного опешила от такой картины и даже как-то улыбнулась нервно: 

- Ты чего не в квартире? И в пуховике? 

А она ко мне подошла и давай обнимать. И отдельными словами, всхлипывая, бормотать что-то вроде: "Ты мне только поверь. Не сумасшедшая я. Холодно в квартире. И есть там кто-то. Чашку разбил твою". Я думаю, ну все забрался в квартиру кто-то, мою тетю как-то раз обокрали, теперь и нас с Ун Джи.

- Полицию вызвала? - спрашиваю.

А она на меня как-то удивленно посмотрела и на дверь показала, потом подошла к ней и открыла. Я давай заглядывать: в передней свет горит, обувь аккуратно стоит возле стенки, на вешалке плащ мой висит. Тихо, спокойно. Начинаю подходить к двери, а оттуда холодом таким веет. Я так и застыла. Верьте не верьте, но, как в морозильную камеру зашла. Потом все же перешагнула порог и стою с открытым ртом смотрю на перепуганную Ун Джи, а изо рта пар клубами идет.
Я в этот момент даже об объяснении этой чертовщины не думала, собрав волю в кулак, быстро прошлась по всей квартире. Все спокойно, окна все закрыты, все на своих местах, не считая вываленного содержимого шкафа Ун Джи (она, видимо, пуховик там искала) и лежащих на полу в кухне осколков чашки. У меня как-то мысль появилась: неужели всю эту ахинею, она придумала из-за того, что мою чашку разбила? А потом заглянула из кухни в коридор: Ун Джи стоит за порогом, в пуховике, испуганно на меня смотрит. Да ну, бред, ненормальная она что ли, чтобы придумывать такое? 

Успокоила ее, заверила, что в квартире все нормально, за стол усадила, чайник поставила. Сижу на полу, собираю осколки, потом смотрю - пар изо рта не идет, и рукам как-то не холодно. Стало ощутимо тепло.
Потом Ун Джи рассказала, что решила меня дождаться, сидела за ноутбуком, потом услышала скрип из кухни, как будто дверца шкафа открылась. Зашла: и правда дверца шкафа с посудой приоткрыта, начала ее закрывать, что-то мешает. Смотрит, а там моя чашка дверку подпирает ручкой, решила ее переставить подальше и повыше, а-то заденет, разобьет. И (она с такими перепуганными глазами это говорила, что я не сомневаюсь в ее правдивости) Ун Джи уверяла, что специально освободила ей место наверху, поставила вглубь, закрыла шкаф и пошла в зал. Сидела, клацала, что-то в ноутбуке, потом смотрит, холодно как-то стало. Зашла в комнату начала в шкафу искать кардиган какой-нибудь. Перебирает вещи, а изо рта пар идет, да холодно, говорит, так стало, аж зубы застучали. Тревожно стало - жуть, она быстро вывалила все вещи, достала пуховик, джинсы, шапку одела. Говорит, испытывала то самое ощущение, когда тебе беспричинно страшно, кровь в висках стучит и прислушиваешься к каждому звуку. Ей постоянно казалось, что кто-то рядом стоит. Пошла в зал, набрала пару раз меня, а в квартире, говорит, невыносимо холодно стало, аж пальцы посинели. Потом внезапно резкий звук из кухни, разбилось что-то. Ун Джи вскрикнула, схватила телефон, забежала на кухню, а там все шкафы закрыты (!!!) и на полу красуется моя разбитая вдребезги чашка. Вот она после этого, крича как ненормальная, с тапками и телефоном в руках выбежала из квартиры. А потом без перерыва набирала меня. Все это происходило примерно между 23:45 и 00:20, все остальное время до моего прихода Ун Джи прождала то на улице, то в подъезде. Она сказала, что так яростно звонила мне потому, что разбитая чашка была с изображением меня и моей лучшей подружки (на чашке был, так называемы, наш с подругой фотоколлаж), и ей стало как-то не по себе.

Я, конечно, после ее рассказа посмеялась малек, уверила, что чашку она все же могла не так как-то поставить, вот она и выпала (хотя она настойчиво уверяла об обратном), а о холоде махнула рукой сказав, что это вентиляционная система шалит (хотя о какой вентиляционной системе могла идти речь, если в нашем доме ее в помине не было). Мне казалось, что я успокаивала не столько Ун Джи, сколько себя. В середине вечера я написала Ане (моей лучшей подруге и дарителю разбившейся чашки), мол, все ли у нее нормально и попросила быть аккуратнее, мало ли что. Предупрежден - значит, вооружен. Потом мы все же перешли с Ун Джи к более веселой атмосфере, посмотрели фильм, поели, но спать легли вместе в ее комнате.

Через месяц мы всерьез уже и не вспоминали про тот случай, это стало нашей общей байкой про домовых в кругу друзей, Аня выслала мне новую чашку с таким же фотоколлажем и надписью снизу: «Устойчива перед атакой потусторонних сил». Мы дружно превратили все это в шутку.

А еще через пару дней «шутка» вернулась ко мне. Дело было уже в начале июня. В воскресный вечер я, мой молодой человек и Ун Джи вернулись домой с фестиваля, посидели, поболтали. Вспомнив, что завтра, как никак, понедельник, начали сворачиваться, мужская «половина» нашей компании была отправлена спать на диван под предлогом «уже половина второго ночи, вставать рано, вдвоем точно не уснем», а мы с Ун Джи разбрелись по комнатам. Отключилась я, кажется, сразу, как моя голова соприкоснулась с подушкой. И снится мне, что я стою в дверном проеме, выходящем в наш зал, окна открыты, на дворе ночь. Я стояла и наблюдала эту картину (как мне казалось) ну очень долго, но пошевелиться не могла, а потом резко, как будто из темного угла вышел чей-то силуэт и стал напротив окон ко мне спиной. Сейчас, когда я это пишу, меня мурашки пробивают, а тогда я вообще никакого страха не чувствовала. Стоит он – я сразу поняла, что это мужчина – в камзол одетый, штаны и сапоги резиновые, цветов одежды не разглядела. Увидела только, что волосы у него черные, чуть прикрывающие мочки ушей, но как будто с сединой, или то лунный свет так падал? Одежда и волосы были как-то странно помяты, что ли? А потом он повернулся, не резко, не быстро, а очень плавно. И я увидела лицо молодого парня (лет эдак 20-25), с ужасно замученными глазами, одежда и волосы как оказалось были не помяты, а просто мокрые. Вода стекала с волос по лицу. Я так четко видела это, будто стояла к нему вплотную. Синяки под глазами, мелкие, еле заметные морщинки в уголках глаз, беловатое лицо, синеватые губы и ужасно несчастный взгляд. И смотрел он на меня. Было ощущение будто бы он сильно замерз. Мне не было ни жутко, ни страшно, но меня одолела такая сильная грусть, что захотелось упасть на колени и разрыдаться, а он смотрел на меня и смотрел, изредка моргая. А потом пошел снег. Вот прямо в квартире. Мне ощутимо стало холодно, он смотрел на меня, на него падал снег. Потом он так же плавно развернулся лицом к окну, и на этом я проснулась. Открыла глаза, оглядела свою темную комнату, посмотрела на часы и… разрыдалась. Я вообще такая бой-баба, плачу редко, привыкла думать, что все проблемы решаемы и «слезами горю не поможешь», а тут как прорвало. Непонятно почему, но мне было так херово на душе – головой о стенку биться хотелось от ощущения безысходности, я прорыдала минут 10 пока в комнату не зашел мой взбаламученный парень. Успокаивал и спрашивал, что случилось, а я ему говорю, мол, я дура, из-за грустного сна плачу. А он мне, видно пытаясь успокоить и развеселить своим смешным английским акцентом:
- Ты хоть сон видела, а я только засну, меня как будит кто-то! Может, если бы с тобой спал лучше бы и тебе и мне было.
- То есть будит? – успокоилась я и уже смотрела на него улыбаясь.
- Та, раз проснулся - диван скрипит, потом второй раз – настенные часы тикают, потом вообще проснулся от того, что холодно, думаю, может окна не закрыл, посмотрел вроде нет, нигде ни сквозняка, ни ветерка. А холодно жуть! На попробуй руки какие холодные.
Он протянул ко мне руку, а они у него - лед! Меня как током прошибло. У нас, хоть и не сильно жарко ночами в июне, но градуса 23 тогда точно было.

Остальную часть ночи мы с Хисой (так я сокращенно называла своего молодого человека) просидели на кухне за чаем.

И после той ночи началась беспрерывная чертовщина. Окна могли открываться сами по себе в безветренный день, именно мои вещи, которые я часто использую (вроде моей счастливой ручки или блеска для губ), я находила в самых неожиданных местах: в цветочном горшке, в люстре (она у меня похожа на незаконченный шар с полостью внутри), в щели плинтуса. Меня это уже малек пугало, я шуточно подозревала Ун Джи и одногрупников, которые к нам заходили. У некоторых все же есть тяга к приколам. 

Но потом Ун Джи надо было на три дня уехать в Кельн и я – тогда сопливая, чихающая, больше походящая на амебу – осталась в гордом одиночестве в компании супчика, июньской жары (28 градусов) и ноутбука. Хисе я запретила ко мне приближаться, у него скоро намечалась очень важная практика в городской больнице (он был тогда на четвертом курсе мединститута), и я не очень хотела, чтобы мой медик сам слег от инфекции. И мне одной дома было в принципе хорошо, пока вечером на второй день отъезда моей подруги я не обнаружила свою расческу в сливном бочке. Услышала, как будто, что-то бьется о стенки бочка, еле подняла крышку, а там моя расческа! Я пользовалась ей утром того же дня! Домой никого не пускала, из дома никуда не выходила! Сама я, что ненормальная, чтобы расческу туда засунуть? Я крышку бочка еле сама подняла (причем тогда впервые)! Вот тогда меня уже конкретно накрыло.

Меня пробила дрожь, я быстро включила везде, где можно, свет, включила на ноутбуке Сердючку, уселась на диван и переписывалась с Хисой. А потом резко стало холодно. Я вначале думаю, наверное, температура у меня поднялась, потом смотрю, а у меня пар изо рта идет. Сижу и от шока пошевелиться не могу, а холод прямо прошибает. Сморю в открытое окно зала: на улице еще не совсем темно, летний вечер, кроны деревьев не шевелятся – ветра нет. И мне от всей этой нереальности аж плохо стало. Я в шортах, в майке, дрожу, не понимая от чего больше: от холода или страха. И я не знаю, может от шока, начинаю чуть ли не плача говорить:
- Ну, зачем? Что я тебе плохого сделала?
И смотрю: от моих слов пар уже не идет. И холод отступать начал. А буквально через минуту, не знаю, можете сваливать это на мое больное состояние (я тоже по началу так делала), но меня пробило такое отчаяние, что я в голос зарыдала. Прямо завыла! Мне было почему-то так жалко… Причем кого не понятно! Мне было почему-то так обидно за кого-то. Совершенно сумасшедшее чувство.
Успокоилась я, набрала Хису, он усиленно рвался к мне, да и я уже была только «за», без маски, я ему, правда, сказала, что за порог не пущу. И он заверялся, что через двадцать минут будет.

Первые минут пять после моего звонка Хисе стали для меня, наверное, как три ночи чтения молитв для гоголевского Хомы. Прямо при мне двигались стулья, открывались ящики, падали книги. Я вначале от шока сидела и визжала, потом, мозг видно включился, и я, подорвавшись с дивана, помчалась в коридор. И когда я уже открывала входную дверь, почувствовала, как кто-то, будто бы, положил мне руку на плечо. После этого я ощутила такую тяжесть в теле, я рот даже не могла открыть. Вокруг образовалась тишина, а мне казалось, вечность уже стою в одном положении, вцепившаяся в ручку двери. А потом услышала голос, ни за собой, ни откуда-то сбоку, а будто в своей голове, причем не помню, честно, на каком языке этот голос говорил, или мой мозг автоматически на русский переводил, черт знает. Но в моей голове, как будто была команда: «Позвони. Скажи, чтобы не спешил. Ехал как обычно. Сейчас». И тяжесть в теле ушла, так же неожиданно, как и пришла. Я сбивчиво дышала, прислушиваясь к тишине в квартире. И у меня в голове, как автопилот включили: я на негнущихся ногах доковыляла до зала, взяла телефон, набрала Хису и как заученным текстом:
- Алло, не спеши ко мне, езжай как обычно, на Штрассенбане (это немецкий «троллейбус»).
- Ты чего это так резко? – Хиса посмеивался, - Я уже в такси сажусь, разок потратиться можно, ты же сказала, что у тебя там опять фигня какая-то. Или ты беспокоишь, чтобы я от поездок на такси не обеднел?
Для меня, не знаю почему, но слово такси отозвалось дрожью в теле и я, как ненормальная начала:
- Не садись в такси! Пожалуйста езжай на Штрассенбане! Я подожду, не надо ехать!
В трубке послышалась вздох, возня, потом будто хлопнула дверца машины.
- Ладно, не знаю, что там у тебя за причуды, но теперь придется меня ждать минимум минут сорок. Следующий Штрассенбан опаздывает, придет через 10 минут. Ты точно там в порядке?
Я не помню, как ответила ему, не помню даже, как трубку положила. Мне так спокойно и хорошо стало, не знаю даже с чем сравнить. Я просто отключилась на какое-то время.
Разбудил меня звонок в дверь, пришел Хиса с медицинской маской на лице. Он стоял в дверном проеме, изучал бледную и какую-то оглушенную меня, а я, к своему удивлению, изучала взволнованного и немного бледного его. Выражение лица было трудно прочитать из-за маски. Я разглядела в пакете Хисы какие-то продукты, а он, несмотря на мои протесты, обнял меня и тихо без единого слова прошел на кухню, поставил пакет с продуктами, сел за стол и, как-то нервно посмеявшись, начал:
- Нан (зовут меня Настей, но мое имя ему трудновато произносить, поэтому я «Нана»), почему ты мне запретила на такси ехать?
Я как-то даже опешила, как такое расскажешь, но, собрав волю в кулак, начала выкладывать все как есть, пусть сумасшедшей считает, ну а что? Он внимательно слушал, не перебивал, а потом начал говорить:
- Я ехал Штрассенбаном и остановился на остановке на Реттельштрассе. Смотрю, там на повороте где аптека - авария: стоит полицейская машина и такси, такси, видимо, влетело в светофорный столб, с моей стороны вижу водительское сидение помято немного, а от пассажирского почти ничего не осталось. Возле машины увидел только водителя, видимо он один ехал. Думаю, не повезло бы возможному пассажиру. Потом всмотрелся и застыл, лицо знакомое, вспоминаю, что я к нему в такси собирался садиться. А он такой еще запоминающийся немец – лет 40 и с волосами сзади в косичку завязанными.
Он замолчал и начал руками виски потирать. А я сижу, блин, как неживая, на него во все глаза смотрю.
- Я был бы тем «возможным пассажиром», - Хиса посмотрел на меня и сразу начал тараторить, - Нан, ну не может такого быть, чтобы совпадение! Не знаю, как ты или не ты это сделала, но я сейчас, кажется, только благодаря этому и сижу здесь с тобой.

Весь оставшийся вечер мы с Хисой пытались оклематься от произошедшего и подбирали последствия сегодняшнего «землетрясения». А мне казалось, что я уже никогда не оклемаюсь. В моей голове не могло отложится то, что если бы я не позвонила, то он бы возможно сейчас не стоял бы рядом. И все эти книги, которые я сейчас подбираю, их ведь повалило невесть что. Это, честно, было настолько нереально, что мне хотелось головой о стенку побиться. И, знаете, наверное, самое странное в той ситуации для меня было то, что вот только-только со мной и моим молодым человеком произошла нереальная, необъяснимая ситуация, а мне ничего не остается как смириться, потому, что кроме меня и Хисы, никто об этом не знает, никто этого не поймет. Моя и его жизни перевернулись, а все остальные люди живут как ни в чем не бывало. Жутковатое, малек, ощущение.
В этот раз, как бы Хиса не старался, происшествие в шутку перевести не получилось. И если он и пытался все это забыть, у меня это не совсем получалось. Хотя после того случая больше активности в квартире неизвестный гость не проявлял, мне он начал часто сниться. Причем, обычные сны ко второй половины дня забываются, а эти помню, зараза, лучше, чем таблицу умножения. Сон все тот же: он стоял все в том же положении, все так же в нашей квартире, но в разных комнатах. То он стоял в кухне, то в моей комнате, то в комнате Ун Джи, то в зале. И сценарий был все тот же, он появлялся из ниоткуда, смотрел в окно, потом поворачивался ко мне, смотрел на меня, потом начинал идти снег, он поворачивался к окну, и я просыпалась. Я успела теперь получше его разглядеть: одежда его была бледно-зеленого, маскировочного цвета, резиновые сапоги – черного. Цвет волос был, как я уже говорила, черный, но насчет седины не уверена, слишком молоденький для седины. Насчет национальности сказать не могу, лицо у него мягкое, скулы не заостренные, на немца не очень похож. Еще высокий очень, где-то метр девяносто (у нас окна сами по себе высокие, а когда этот напротив них стоит весь обзор заслоняет) и худой.

Просыпалась я от этих снов всегда все с тем же чувством невыносимого отчаяния, теперь правда не всегда рыдала, сдерживалась (а то чуть ли не три раза в неделю опухшей ходить как-то не очень). Когда я рассказывала Ун Джи, она ужасалась и предлагала сделать что-то: квартиру освятить, например. К риелтору мы даже ходили, спрашивали о бывших владельцах, но он пожимал плечами, мол, жили до нас и пара студентов, и молодая семья с ребенком, но ни на что не жаловались. А цену, говорит, такую дешевую поставил потому, что постояльцы нужны, а для студентов оплата в самый раз. Предыдущая семья переехала в Мюнхен еще за месяц до нашего въезда, т.к. мужа по должности перевели. Я попросила даже имэйл жены, написала ей пару раз, спросила про квартиру, но ничего. Все чистенько. 

Ун Джи вообще удивлялась, как я спокойно ей это рассказываю. Я сама себе удивлялась, живу же как в психушке, а единственное, что меня одолевает ни страх, а желание понять, что этот «третий постоялец» квартиры хочет. Я во сне ни говорить, ни пошевелиться не могу, а так бы может узнала, что. Психика видно у меня крепкая, я спокойно жила как ни в чем не бывало, училась, гуляла, любила, к родителям домой ездила (правда родителям о моих снах не рассказывала, а то мало ли). Только ночами мне напоминали, что живу я как в фильмах о сверхъестественном.

И как-то в такую ночь после «дежурного» сна (который тогда происходил в моей комнате), я проснулась все с тем же ужасным ощущением, но как-то меня пробило (видно довели меня все-таки эти ночи) и я, с лозунгом «хватит это терпеть» подошла к окнам моей комнаты, открыла их. Повеяло холодком, на улице был уже октябрь месяц (как представлю, что я в этой «ночной психушке» почти три месяца жила, дурно становится), и так без крика – спокойно - начала говорить. Точно вам не скажу, что именно говорила, потому, что у меня был словесный понос. Меня так, видно, эмоционально выжила эта ситуация, что я просто говорила все: как мне хреново, как меня раздражает, что я ничего сделать не могу, как меня иногда вся эта ситуация пугает и, что я вообще ничего не понимаю. Монолог длился минут десять, потом видно я, осознав всю бредовость ситуации, постучала себя по голове, закрыла окна и пошла в кухню успокоится и чай попить. Захожу на кухню, включаю свет смотрю, а два стула друг напротив друга из-за стола так приличненько выдвинуты (у нас вокруг прямоугольного стола стоят пять стульев и два крайние к двери были выдвинуты). Ну, думаю, Ун Джи эти два задвинуть забыла. Стою завариваю чай, а чайник, зараза, когда закипает такой гул создает - собственных мыслей не слышишь. И я слышу сквозь этот гул резкий приглушенный скрип, будто сдвинули что-то. Поворачиваюсь, а один из выдвинутых стульев теперь ко мне сидением повернут. То есть его выдвинули еще больше и на 90 градусов развернули! Помню, у меня, наверное, от страха, в ушах зашумело, и я не знаю, как сохраняла самообладание, но я развернулась и продолжила заваривать чай. Сделала одну чашку и, вот честно понять не могу, что мною тогда двигало, поставила на стол там, где был выдвинут второй стул. Поставила и давай делать еще один чай. Потом до меня дошло, что я сделала, и я уже хотела было повернуться и чашку забрать, но слышу опять скрип стула, но теперь более четкий, уже чайник не мешает. И меня тогда такая паника одолела, я боялась поворачиваться и мысленно твердила себе: «Это Ун Джи стул отодвинула, это Ун Джи». И как мантру себе под нос тараторю и еще один чай завариваю. Потом стало тихо, я простояла развернутой к печке еще минуту, потом все же развернулась. «Мой» стул стоял все в том же развернутом положении, а стул напротив, возле которого стояла чашка с чаем, придвинут к столу, причем так будто на нем, кто-то невидимый сидит. Это было, наверное, для меня последней каплей, я как ненормальная вылетела из кухни и забежала в спальню Ун Джи. Та спала, я отдышавшись, прикрыла дверь и села на краешек ее кровати. Из кухни послышался снова скрип стула, потом опять, потом стук посуды и щелчок выключателя. Я легла рядом с Ун Джи и отключилась.
И снится мне опять сон, все так же в моей комнате, мужчина по заезженному сценарию неожиданно появляется, но теперь подходит вплотную к открытым форточкам (у меня в комнате три вытянутых разделенных окна) и начинает их закрывать, потом поворачивается ко мне все с тем же убитым взглядом, но выражение его лица резко меняется, и он смотрит на меня, вымученно улыбаясь. Потом начинает рукой тянутся в мою сторону, но ногами не двигает. Будто его гвоздями к полу прибили. И он тянется, тянется, а потом опускает руку и как-то виновато улыбается, показывает двумя руками на ноги и потом снова улыбается. На этом я проснулась. Надо мной стояла Ун Джи, в комнате было светло. Впервые я проснулась от этого сна не по среди ночи. Меня впервые не мучали угнетающие чувства.

Мне было хорошо.

А вот у Ун Джи были перепуганные глаза. Оказывается, проспала я до двух часов дня, в кухне обнаружились задвинутые стулья, моя нетронутая чашка с чаем, стоящая возле плиты, и еще одна так же нетронутая чашка, стоящая в раковине. Когда я спросила Ун Джи, где до этого стояла чашка, она удивленно на меня посмотрела и сказала, что она к ней не прикасалась, когда она пришла с утра на кухню чашка все так же стояла в раковине. И меня почему-то это так рассмешило, что я истерически заржала в голос и стала рассказывать Ун Джи о прошедшей ночи. Та бледнела с каждым моим словом, а я все думала о чашке. Может это я конечно в бреду поставила ее в мойку, но если опираться на необъяснимые события вчерашней ночи: мой «замерзший друг» или «третий квартирант» оказался очень вежливым и аккуратным привидением. Он. Задвинул. Стулья. И. Поставил. Чашку. В. Мойку. Ну, у меня тогда, блин, слов вообще не было!
После этого сны о нем меня больше не беспокоили. Чертовщины тоже, как таковой, не было. Все резко прекратилось. Вся жуткая история о «ужасном третьем квартиранте» теперь заканчивалась веселым окончанием о чистоплотном замерзшем друге, приходившем попить чай. Друзья в шутку называют его Мистер Кальт, что дословно на ломанном англо-немецком (спасибо Ун Джи) означает «Мистер Холодно». Теперь это была веселая, но реальная байка для моих дальних друзей и родственников.

Но вот Хиса и Ун Джи вместе со мной и по сей день не скучают. Мистер Кальт иногда «навещает» меня во сне, раз в месяц примерно. Концепция сна, правда, изменилась. Теперь окна в моем сне всегда закрыты, а Мистер Кальт только улыбается и протягивает руку. Он правда все такой же мокрый до нитки и с бледным лицом, синяками под глазами и еле заметными морщинками, но когда он улыбается в конце сна, я просыпаюсь с таким неописуемо замечательным ощущением. Мне так легко на душе после этих снов. Теперь я просыпаюсь от них не среди ночи, а где-то с 5.30 до 6.00 утра и обычно в этот день надо ждать чего-то хорошего, чаще всего чего-нибудь незначительного (хорошо сдала экзамен, кольцо, давно посеянное, нашла, подружка лучшая приехала без предупреждения, родители деньги выслали), а как-то, когда «третий квартирант» приснился мне просто улыбающимся, не тянущим руки, Хиса впервые заикнулся о женитьбе. Не обрадую вас тем, что я прыгнула к нему на руки, а после мы убежали в закат. Как-никак, мне сейчас 22, институт не закончила, на ноги не встала, какая свадьба? Речь о женитьбе мы конечно временно отложили, но, я думаю, любая девушка меня поймет, когда любимый человек первым заикается о женитьбе и говорит тебе кучу душевных слов – это настоящее счастье.

Мистер Кальт так же иногда шалит в квартире. Эта его привычка засовывать предметы в самые неожиданные места теперь забавляет. Иногда, конечно, ругаюсь как сапожник, когда опаздываю в универ и не могу найти вторую сережку, а она (папабабам!) лежит в графине с водой. У нас с Ун Джи иногда проводиться Квест «Куда в этот раз засунули мой карандаш для губ». Хотя Ун Джи еще немного шугается, когда наш «третий квартирант» хлопает дверцами кухонных шкафов и переставляет горшки с цветами. А еще Мистер Кальт, как-то подсказал мне выбор нужного экзаменационного билета (ну, если, конечно же это не великое совпадение и не мое, разыгравшееся после всего, воображение). В ночь перед экзаменом резкий порыв ветра из окна сдул нафиг все мои аккуратно подрезанные под каждый вариант листики, кроме одного, оставшегося неподвижно лежать. Моя самая ненавистная тема, помню, как будто завтра сдавать ее: «Амортизация, методика расчета, место в структуре затрат, нормы амортизационных отчислений». Покривилась, но будучи уже верящей во все, села за ее зубрежку в первую очередь. И что вы думаете? Мне она попалась, и я замечательно ее расписала! После экзамена зашла в пустую квартиру (Ун Джи на занятиях) и громко прокричала «спасибо», заварила две чашки чая, поставила вазочку с печеньем и чувствовала себя сумасшедшей идиоткой. Стул не придвигался, не задвигался, чашки не ставились в мойку, я посидела минут десять с двумя чашками чая, снова сказала спасибо, помыла свою чашку, но не решилась выливать «ЕГО» чай, махнула рукой и пошла радовать родителей по Скайпу. Болтаем мы уже минут 20 и тут в кухне начинается «гульня»: слышен скрип стульев, звон чашки. А мама мне еще так:
- Ты ж мне говорила, что твоей кореянки дома нет, я тут тебе откровенничаю…
- Успокойся, она все равно бы ничего не поняла, - смеюсь, - да, и нет ее дома.
- А кто там? Твой «Киса»?
- Хиса, мама он, Хиса, скажи спасибо, полным именем не называю. Но это тоже не он, это квартирант наш третий.

Мама аж глаза выпучила, я ей не в подробностях, конечно, но потом рассказала о моих паранормальных похождениях. Она сразу начала, мол, зачем маму пугаешь, сто процентов, кто-то из друзей твоих там шарится. Я посмеялась, и она мне в конце разговора уже:
- Слушай там правда ЭТО хозяйничало?
Я киваю.
- И ты сидишь тут спокойно?
Я посмеялась и говорю:
- Знаешь, кажись, правильно в народе говорят «Живых бойся, а не мертвых», только я под себя поговорку немного подлатала. Не бойся, мамуль, приедешь – может, познакомлю.
- Тьфу на тебя, - отмахнулась она, - с Кисой своим лучше познакомь.

В августе уезжала на месяц домой к родителями, и даже как-то прифигела от того, что мои заколки я нахожу у себя в сумке, а не в цветочном горшке. Приехав в сентябре обратно в Дюссельдорф, не могла нарадоваться. Я очень люблю свою квартиру и всех и вся в ней.
Вот так вот и живем до сих пор Ун Джи, я, Хиса временами, и наш Мистер Кальт. Прямо теремок.
И даже, честно говоря, просто не представляю переезд отсюда.